Интервью Красноярской газете "Конкурент" Евгений Дятлов давал в конце апреля 2009 года, во время своего приезда с концертом в этот город. Разместили они его только сейчас... но и за то спасибо.
Евгений ДЯТЛОВ: «Владимир Владимирович – замечательный дядечка»
Один из самых успешных и востребованных современных российских актёров театра и кино. На его счету роли в таких популярных телесериалах, как «Чёрный ворон», «Охота на Золушку», «Морской узел», «Бандитский Петербург», «Убойная сила», «Есенин».
Артист владеет скрипкой и гитарой, обладает красивым, редкого тембра баритональным голосом. Неповторимая камерная манера исполнения песен и романсов неизменно привлекает зрителей. Ещё в студенческие годы он участвовал в рок-фестивалях, пел в «АукцЫоне» (диск «Как я стал предателем»), исполнял альтернативный рок в других группах.
В 1997–2000 годах он часто выступал вместе с Олегом Погудиным; ими был совместно записан диск «Бирюзовые, златы колечки», имевший успех у любителей цыганского романса и народной песни. Популярностью пользовался и цикл его передач на телеканале «Культура» – «Век кавалергардов».
А вообще в этом искреннем и открытом человеке гармонично уживается и театральный Дон Жуан, и бескомпромиссный боец с жестокого боксёрского ринга. – Евгений Валерьевич, как говорится, ху из мистер Дятлов – артист кино, актёр театра или певец? – На данный момент всё-таки больше я – поющий телевизионный актёр. А с театром я сейчас немножечко попридержал своих коней. Но, надеюсь, вновь наступит время и театра тоже.
– Почему так получилось? Питерский Театр сатиры – достойное место… – Вообще в Питере сейчас все, кто выжил, сплошь достойные. (Смеётся.) Дело в другом. Получилось так, что работы, которые я на себя беру, имеют сравнительно долгосрочный замах. У меня уже всё расписано вплоть до марта 2010 года. Сейчас идут переговоры с Большим симфоническим оркестром под управлением Владимира Федосеева – и в апреле-2010 будет у нас в Милане совместное представление.
– А не жалко ли театр – «кусок души»? – Жалко. Но сам по себе театр вряд ли это такой уж «кусок души». Скорее, это семья, где семеро по лавкам, но мало кто чего делает. Это не самая хорошая перспектива. Хорошо, когда все участвуют на равных. Но не всегда так бывает. И как раз в театре это самая больная сторона вопроса. Иногда просто деваться некуда, вот люди очень долго и сидят в театре. А у меня сейчас всё складывается наоборот: есть очень активная возможность реализоваться.
– Будете ли пробовать себя в режиссуре, в моноспектаклях, как Евгений Гришковец? – Гришковец – явление уникальное. А размышляя о режиссуре, я всегда провожу аналогию с самим собой. Вот я пою – и в туалете, и в ванной, и на кухне, и там, где шумный транспорт, – везде. Причём пою я, совершенно не замечая этого. Мне кажется, что режиссёр точно так же «поёт». Но только с помощью своего выразительного языка. Прирождённый актёр «поёт» с помощью себя, неконтролируемо, не заставляя себя это делать. Режиссёр же обязательно должен иметь в виду, ЧТО именно сейчас выгодно, конъюнктурно или особо интересно. Я таким режиссёром никогда не стану. Поэтому, если и есть у меня какие-то интересные постановочные мысли, я лучше найду режиссёра – и мы вместе с ним попробуем это всё воплотить.
–
Ваше участие в нашумевшем телепроекте «Король ринга» – где бокс до крови, без компромиссов. Увлечение юности сказалось? – Это была моя лебединая песня, недопетая ещё в школе. Я тогда подавал в боксе большие надежды, тренеры хотели, чтобы я продолжал занятия и сделал спортивную карьеру. Но возникли трения с близкими: «Отшибут последние мозги – что тогда будешь делать?» И я, в общем, засомневался, тем более что на одном соревновании обидно проиграл – и пребывал в упадническом настроении. А однажды мы с другом проезжали на велосипедах мимо играющих музыкантов – они репетировали, – и мы внаглую предложили свои, так сказать, возможности. Они нас отслушали, друга не взяли, а меня взяли. Так и попал я в ансамбль. А они играли на городских танцах, то есть это не хухры-мухры, не пацаны во дворе, а это были такие представительные волосатые и бородатые мужчины. Нам-то тогда лет по 14 было, и естественно, когда пригласили меня такие взрослые парни… А парням, я думаю, лет по 25 было, но выглядели они просто как Uriah Heep! Для меня это всё настолько было внове, что закружило голову. И как-то незаметно бокс ушёл. По истечении времени – армия, потом другие заботы. Но всё время я как-то жалел о том, что не испытал себя на большом ринге. И вдруг – такое предложение с телевидения! Я с радостью пошёл. И, честно говоря, пережил всё то, чего недоставало мне всё это время.
– Андрею Макаревичу предлагали выступать в цирке, кататься на коньках. Но он сказал, что не выступает в цирке, не катается на коньках, а песни пишет. Какое у вас отношение к аналогичным проектам? – И по «Королю ринга», и по «Двум звёздам» я понял, что кое-кто пошёл туда именно с целью вновь обрести широкую востребованность, подсластить рейтинг. Но это ко мне не относится. Идти на бокс, чтобы привлечь к себе большую аудиторию любителей романса, – это, конечно же, абсурд. Само участие в боксёрских ристалищах мне было просто до сумасшедшей степени интересно. Меня аж трясло! Да и «Две звезды» – почти то же самое, на самом-то деле. Я ведь знал, что никогда больше не буду петь эти эстрадные песни, а когда-то у меня этот период был – и ещё мальчиком, на вышеупомянутых танцах, перепели мы всё, начиная с «Машины времени», «Весёлых ребят»… Теперь мальчик я, как говорится, уже не молодой и вспоминаю, что в мои 14 лет звучала как раз та эстрада, которую сейчас опять периодически крутят. Не важно – на день рождения Аллы Пугачёвой или ещё в честь чего-то, но эти песни звучат перманентно.
Именно эти песни мы и перепели на площадке «Двух звёзд» с Дианой Арбениной. Это было моё личное удовольствие. А вообще – поскольку на коньках я не умею кататься, к цирку отношусь довольно прохладно, а танцевать отбили мне охоту в первом классе – я совершенно органично отказываюсь от многочисленных проектов, когда меня зовут.
– Легко вам было работать с Дианой Арбениной? Она ведь весьма характерная, жёсткая персона. – Да, она жёсткая, точно. Но для меня самым главным было то, что она – женщина, девушка. И я к ней относился с максимальным уважением и с пониманием того, что у неё – тонкая душа. А всё остальное – это уже такая ерунда, приложится. Она оказалась на поверку очень вдумчивым, слышащим, внимательным партнёром. Мне с ней было очень легко. Она хорошая девчонка.
– Какие песни довелось вам исполнить с Дианой? Что получилось особенно удачно? – Мы с ней неплохо спели «Лирическую» Высоцкого. («Здесь лапы у елей дрожат на весу».) Очень здорово получилось.
– Можно в хорошем смысле «ужаснуться» широте диапазона ваших жизненных занятий – от запрессовщика труб до музыкальных пародий… – Не намерен останавливаться! Надеюсь, что со временем всё-таки получится «более подробно» заняться конным спортом. Не прочь также увлечься всем, что связано с водными видами спорта. Хоть подводными, хоть надводными – дайвинг, сёрфинг…
Не знаю, получится ли что-то насчёт гор. Я один раз залез здесь у вас на одну из скал на Столбах, на съёмках «Улиц разбитых фонарей». Мне, в принципе, понравилось, я не боюсь высоты, но всё же подумал: тяжёлая работа, чёрт возьми!
– Был у вас заметный прогресс в музыкальных пародиях, почему не продолжили? – Это примерно как с историей про Андрея Макаревича. Услышали, как я это делаю, пригласили меня в Москву, там я сидел с продюсерами, они меня послушали и сказали: «Здорово! У вас сколько? Всего 6 пародий? Надо сделать 16, а то и 20 пародий, надо их обвязать. Мы вам приставим своих поэтов, мы то-то, то-то, то-то. В общем, будем делать альтернативу Галкину». Разговор происходил летом, и сказали, что «уже под Новый год мы вас будем в прайм-тайм показывать. Бомбанём! Перед этим по ночным клубам всё обкатаем, всё сделаем. В общем, это должно выстрелить!». Я говорю: «Подождите же, я ещё занимаюсь концертной деятельностью, у меня спектакли, хочется и в кино…» – «Нет, давайте так: вы сейчас – пародист, мы вас именно так позиционировать начнём. А в остальное время, потом, когда вы уже – ух! – прогремите по полной… Ну, хотите – попойте или поиграйте в театре. А сейчас мы вам предлагаем серьёзную работу, поэтому отнеситесь подобающе. Завязывайте-ка со всей этой ерундой безденежной». Я призадумался и решил: нет, не пародистом вообще-то я родился, не пародистом!
– А как воспитался? По натуре своей – космополит или блюститель гнезда? – Я назвал бы себя пульсирующим домоседом. То есть наступает момент, когда меня вся эта кутерьма просто приводит в бешенство. Тогда мне нужен диван, тёмный угол и полное одиночество. И пока я не отлежусь – это может быть три дня, это может быть неделя – я недееспособен. А потом опять поднимаюсь и тихо начинаю распространяться. (Смеётся.)
– С плотным гастрольным графиком много не належишь. – Ну да. Близкие не всегда в восторге, но принимают это как должное. Если есть возможность, всегда едут за мной. У моей жены жёсткая установка по этому поводу. Просто у нас ребёнок, и ещё сейчас выросло множество различных обязанностей, поэтому не всегда мы можем сочетать. Но как только появляется шанс, Юля с Василисой едут со мной. А вообще у меня постоянный дефицит времени. Даже полениться как следует не удаётся. Хотя я прямо-таки вдохновенный лентяй!
– Василисе вашей сколько уже? – 12 мая два годика исполнилось. Быстро всё так!
– А Юля – домохозяйка? – Ну, она актриса! Она заслуженная артистка России. Актриса того же Театра сатиры на Васильевском.
– Фамилию-то оставила? – Оставила, да, как и все актрисы. Джербинова она. Но сейчас сидит с дочерью. Это ведь у нас очень поздний ребёнок, мне – 46, Юле – 40, Василисе всего 2. Она у нас единственная, я имею в виду – с Юлей, поэтому мама ею занимается очень внимательно и никуда не отпускает. И дочка постоянно рядом с ней, и мне это очень нравится.
– Счастливая семья… – Я действительно счастлив, что так всё получилось у нас.
– Каково ваше отношение к происходящему в стране, в мире? Глобальный грипп, свинячий кризис…
– Стараюсь не заморачиваться. По мне так всё это – мимолётные сложности. Это не есть та зона, в которой ты будешь жить, как проклятый навечно, – со всеми этими гриппами, кризисами. Ну, хочешь – воспринимай это как большие препятствия, а хочешь – не замечай вообще. По мере поступления проблем надо, конечно, их решать, но не стоит за деревьями терять лес. Пройдёт это всё. А останутся руки, ноги, глаза, любовь к близким, к природе, в освящении красотой. И это намного важнее, чем грипп или кризис.
– Что вам интереснее – в кино сниматься, в сериалах, играть в театре, петь на сцене, боксоваться на ринге, работать на заводе у станка? Или просто тусить с друзьями в переходе с гитарой, что тоже бывало… – Хороший вопрос. Честно сказать, «Король ринга» именно оттого был так потрясно замечателен, что, скорее всего, это именно разовая акция. Для меня – такое реальное счастье, я просто обалдевал. В одно и то же время я и сыграл боксёра, и по-настоящему стал им. Это выглядело, как будто я в Лас-Вегасе. Я легко абстрагировался и чувствовал себя каким-то там Мохаммедом-Тайсоном. (Смеётся.) Хотя понятно, какой там у меня уровень и всё такое. Но внимание, которое сопутствовало этому акту на «Первом канале», было не из последних. Смотрела почти вся страна! Так или иначе, со своими приоритетами. И я испытал потрясающий драйв. Ну, и плюс само состояние боя. Это упоение, конечно, это здорово! Масса адреналина, который при этом абсолютно чистый. Ведь не с быком ты соревнуешься, не в шахматы, не в командном заплыве участвуешь. Ты реально вышел биться, в совершенно естественных условиях поединка. И всё-таки жизнь богаче, многограннее. Понятно, если всю жизнь боксировать – приятного в этом мало.
– С головой будет плохо. – Да-да-да, очень плохо. И с головой, и с семьёй, наверное, и с само-оценкой. Недавно смотрел я интервью Майка Тайсона, одно из последних, когда уже погряз он в проблемах. В общем, зрелище тяжёлое. А по драматичности интервью, конечно, сумасшедшее. Трагедия личности там предстала впечатляющая. Я преклоняюсь, конечно, перед его талантом. И мне искренне жаль этого человека.
Ну а насчёт «потусить»… Вот у меня друг есть, замечательный поэт, музыкант Кирилл Комаров. И он находится сейчас в состоянии такого лёгкого парения над землёй. Он пишет музыку, в Питере довольно известен: «Зимовье Зверей» – Кирилл Комаров, Миша Башаков… Это такая известная группа. При этом Кирилл стоит особняком и живёт в лёгкой такой нирване, это для него норма. Я ему иногда завидую. То есть это совершенно иное мироощущение. И я прямо чувствую, что мы – абсолютно разные люди. Я не могу чужую рубашку на себя надеть. Поэтому потусить, наверное, это здорово, и жить так – это классно.
Но меня разрывают другие вещи, и я точно знаю, что вряд ли мне удастся тусоваться долго. Хотя я проживал и такой период, и было счастливое время, когда я нигде не работал. Вообще! Талонная система у нас в стране, дефицит, очереди. А я тогда купался в проруби, ходил на прогулки. Удивительная жизнь! При этом можно было уйти совсем уж далеко, вообще куда-то в прострацию. Но я туда не успел уйти, поэтому не могу сейчас сказать, хорошо ли там на самом деле.
А потом на заводе я реально вкалывал. Завод – это, конечно, самая тяжёлая вещь, хотя бы потому, что с творчеством там меньше всего соприкосновений. Разве что существуют там какие-то слесари-вальцовщики, тончайшие в своём деле таланты, к которым обращаются все: «Дядя Вася, помоги». Дядя Вася – раз – и помог. И все в шоке. Но я не был таким дядей Васей, поэтому точно знаю, что на заводе вряд ли мог бы добиться большого уважения.
Теперь отвечу про кино. Кино – это потрясающая вещь. Кино, естественно, круче сериалов, поскольку сериалы требуют большей скорости и ты меньше погружаешься в процесс. Кино – классная работа, но она тоже сравнительно быстро заканчивается. Из тебя вырывают это всё – ооп! – и нету. И ты уже бежишь вперёд, ты уже дальше ищешь, и когда это выходит в прокат, оно – сзади тебя. Ты на это оглядываешься, но ты не с этим. Да, можно прийти на презентацию, ещё на какие-то посиделки, но ты уже живёшь другим. Это всё время отстаёт от твоего графика. Ты как бы немножко не здесь и не сейчас.
– На раздвоение личности похоже. – Да, что-то такое есть. Но это я говорю исключительно о своих ощущениях. А с сериалами вообще особая история. Невозможно погрузиться в них до конца и вживаться в роль: там жёсткие сроки, всяческие проблемы, в том числе и материальные. Финансирование, затратность – всё влияет.
Поэтому есть ещё один путь, своего рода «Короли и капуста». Это – купить дом, завести натуральное хозяйство и исчезнуть из всей этой суеты.
– Поговорим ещё немного о нашем любимом боксе. Как думаете, если Николай Валуев и любой из братьев Кличко начнут хлестаться, у кого шансов больше?
– Ну, не знаю. Иногда ведь один удар решает всё. И намного превосходящий соперника по технике, по мировоззрению боксёр не раз проигрывал просто оттого, что расслабился на долю секунды.
– Вы не расслаблялись, когда бились? – Бывало. Но это не значит, что сам себе говоришь: «А вот тут я расслаблюсь». Сам организм так работает. И если чуть-чуть не сошлись звёзды, наказание за это неминуемо наступит.
И Виталий, и особенно Владимир Кличко, понятно, гораздо техничнее Валуева. Но болеть будем, конечно, за своих. Хотя у меня нет отношения, что Кличко – не наши. То есть я за них болел всегда. Видел, как они боксируют. Но Николай – вообще «в доску» свой, «Никола Питерский»…
– На «Короле ринга» кого красивей всех удалось нейтрализовать? – Сам-то я особо не любуюсь этим. Но там были здоровские моменты. С Мишей Мамаевым сложился бой для меня напряжённый. Но я себя почувствовал молодцом именно тогда. А, например, с Носиком Сашей – я удивился. Его, видимо, накачали очень здорово: думал, мы позиционно будем «танцевать», поработаем неспешно, присмотримся. А он как с цепи сорвался, кидался с места в карьер, вообще зло дрался, на взводе. Я понял, что надо делать что-то серьёзное, а то Бог его знает, до чего дойдёт…
– Накачали-то его морально? – Морально, да. Кто-то его хорошенько взбодрил. В предыдущих боях он был спокойный, думающий, а тут как одержимый.
– С Запашным как сложилось? – С ним мы уж работали по полной! Мне предстояло больше сделать, чтобы, допустим, его нокаутировать, чем ему. Возможно, эта величина задачи меня самого и сковала. Я не был в своей тарелке, не чувствовал лёгкости. Предстояло найти какую-то лазейку, чтобы склонить преимущество в свою сторону. У нас получился равный бой в финале. А, естественно, там, где равный бой, понятно было, что преимущество дадут ему.
– Актёр театра и актёр кино – это действительно разные профессии? – Абсолютно точно. Но это не вопрос о том, что легче или труднее. Это – по поводу времени и места. В кино всегда эпизодическая работа, а в театре ты проживаешь реально. Есть история, она с чего-то начинается, чем-то заканчивается. И всю эту историю ты проживаешь перед зрителем, и зритель переживает её вместе с тобой. Единство времени, места, обстоятельств. И это некий акт – назовём его пафосно. Это некое такое, ну, не знаю…
– Самосожжение, что ли? – Неет! Это уж через край!
– Но многие актёры даже заболевают, настолько эмоционально переживают погружение в роль. – Ну, это ещё неизвестно, отчего они заболевают. Я сейчас о другом – о том, что актёры и зрители, они вместе в этот момент. Происходит подлинное единение в момент происходящего. Согласитесь, таких ситуаций в жизни очень мало. Редко куда вы можете прийти и объединиться в каком-то таком проживании и переживании. В театре это возможно.
– А в кино, разумеется, страсти заочные. – Там ты сыграл и пошёл дальше. А потом люди сидят в зале и переживают. Ты находишься один на один с режиссёром, с камерой, с оператором и с твоим партнёром. И если что-то не получилось – можете посмотреть, переиграть, переделать. Это совершенно иной подход. Там просто нужна актёрская природа, режиссёрское мышление, операторское мастерство. В кино главные вещи – именно в работе. Плюс существует ещё и монтаж, где могут тебя так показать, как ты и не представлял. Поэтому это даже чисто технологически другое искусство.
– Киноплощадка вас с кем-то сдружила? – Приятельские отношения завязываются, но когда заканчиваются съёмки, люди расходятся по своим дальнейшим проектам. Остаются лишь тёплые воспоминания. При встрече, естественно, все улыбаются, обнимаются: «О! Привет!» – «Привет!» Но не больше. А дружить – некогда.
– С Андреем Краско вы вместе снимались… – Да, были знакомы. Не раз сиживали в компаниях. Но Андрей жил своим миром, я – своим. Хотя и общались немало.
Его безвременная кончина многих просто шокировала. Да и я до сих пор как бы в недоумении: как же это – человек жил, работал, творил – и вот никогда уже его не будет…
– Среди актёров прошлого были у вас кумиры? – Да, я большой поклонник Евгения Евстигнеева, Евгения Леонова. Мне очень нравятся также Павел Луспекаев, Иннокентий Смоктуновский, Вячеслав Тихонов, Василий Макарович Шукшин. Да, в общем, вся плеяда актёров той золотой поры нашего кино.
– –
Немного о телевидении. Вы ведь вели на канале «Культура» цикл передач. – А сейчас веду на канале «Звезда» «Следственный лабиринт». Плюс предлагают мне там ещё одну программу вести. Посмотрим, наверное, с нового сезона сделаем. На канале «Россия» было несколько фильмов, я тоже там в роли ведущего выступал. А на «Культуре» участвую в программе «Романтика романса», меня приглашают туда как исполнителя, я там пою периодически. Так что дружба с телеканалами у меня разнообразная. На питерском «5 канале» периодически какие-то бывают приглашения. Но если всерьёз и надолго, то пока это только канал «Звезда».
– Вы с Владимиром Познером неплохо знакомы… – Да, Владимир Владимирович – замечательный дядечка. И мне даже показалось, что каким-то образом у него ко мне появилась симпатия во время «Короля ринга». Он даже пригласил меня однажды в программу «Времена». И я там что-то пробормотал, сидючи среди экспертов. Мне он как личность нравится. А эти все разговоры вокруг – побоку. Мне не важно, какие характеристики, что такое там говорят… Он мне импонирует как человек. То есть существует же опознавательная система «свой-чужой», и это работает у многих чисто интуитивно – вы запрограммированы всем своим естеством, родителями, воспитанием, ещё, ещё, ещё… И поэтому, когда вы смотрите на человека, у вас какое-то возникает ощущение: свой он или чужой. Либо вы сами, даже для себя незаметно дистанцируетесь и постоянно держите такого человека в поле зрения, либо вы открыты для него. Познер – из тех, который «свой».
– Хочется задать вопрос и о ваших родителях. Я знаю только, что вы – хабаровчанин. – Отец мой погиб в 1968-м. Я родился в шестьдесят третьем, он погиб в шестьдесят восьмом. Мама моя – пенсионер. Вот мой отец (показывает фотокарточку. – Прим. И.Р.). Работал шофёром. Когда он погиб, через три года мы уехали из Хабаровска в Никополь. Жили на Украине, мама работала преподавателем химии и биологии. Потом я уехал в Питер, а мама оставалась там. Жили мы всегда очень даже нелегко. Пока не стал я известным.
– Вы сами решили пойти актёрской дорогой? – Так случилось. Я хотел петь. Было желание поступить в какое-нибудь вокальное заведение, но ничего не оказалось. Я понял, что хотя бы надо как-то ближе к этому быть. Поступил в театральный. И, собственно, всю жизнь занимался пением. Плюс овладел или, скажем так, приблизился к азам актёрской профессии.
– Фактура сыграла? – И фактура, конечно, тоже.
– Роль Дон Жуана – не случайна же? – Это всё понятно, но на самом деле очень сложно всё-всё-всё-всё переиграть: Дон Жуан, Вальмон из «Опасных связей», Дульчин – «Последняя жертва», Любим – «Своя семья, или Замужняя невеста», Шервинский в «Днях Турбиных». Да, в принципе, роли есть…
– Стараетесь не повторяться? – Любой актёр стремится не повторяться. Не всегда получается.
– Есть тот же Ивар Калныньш. Он спокойно так играет, всегда одинаково… – Ему хорошо: он, видимо, попробовал себя в каких-то комедийных ролях и быстро понял, что это не его. Уж лучше повторяться, но делать то, что тебе удаётся хорошо. Тут ведь ещё задача – себя при этом не терять, правильно? А то можно, не повторяясь, вообще рассыпаться!
(Смеётся.)
– В кино вы Маяковского сыграли. – Да, было дело.
– У вас ведь есть явная на него похожесть. – Да? (Смеётся.) Я Маяковского читал ещё в театральном институте, мне это было очень интересно. Мы много разговаривали о Маяковском с моим педагогом – Александром Николаевичем Куницыным, он был вообще у нас завкафедрой речи. Неплохо у нас всё там складывалось и о Маяковском, но потом как-то тема эта ушла. И вдруг на сериале «Есенин» предложили мне роль Маяковского. Я, естественно, начал опять о нём читать, мне стало очень интересно. Странная судьба у Маяковского, очень странная. Даже и в связи с его поэтическим даром. Там ведь трагедия огромная, которую до сих пор не раскрывают во всей полноте. Странная его смерть, до этого у него был серьёзный кризис – и на личном фронте, и с творчеством не всё было в порядке с точки зрения власть имущих. Он страшно это всё переживал. Незадолго до смерти Маяковский сделал выставку к юбилею «Окон РОСТА», презентацию своих стихов и так далее. Были приглашены все, но никто из правителей не пришёл. Для него это было ужасным ударом. Он ведь был серьёзно вовлечён в общественную жизнь. Но всё равно корни-то поглубже – всех его проблем. Никто об этом пока не делает настоящих фильмов. Показывают лишь странности его самоубийства, странности его личной жизни. А они же все взаимосвязаны, независимо от того, покончил ли он жизнь самоубийством, не покончил ли; кого он любил, кого не любил; участвовал ли в революционном движении… Это весь его характер, из чего он складывался, из чего соткался. Его поэтический дар – он случился благодаря или же вопреки? Разобраться бы во всём этом.
– Это может быть делом вашей жизни. Найдутся если сценарист и режиссёр достойные. А тут и вы – Маяковский «сам»… Мировая роль. – Он интересный человек, очень. И странный, загадочный. Столько людей его не любят, столько обожают! А многие просто отвращены от него, и он неоднозначный в этом смысле человек. Поэтому – да, там много можно рассказать. Только главное, чтобы это не получилось как с «Адмиралом», где в угоду голливудским стандартам была попрана и фактологическая составляющая, и многие, многие, многие вопросы, исторический контекст. Как-то так там всё прилизано. Ну, в общем, ерунда какая-то, честно сказать, а не адмирал Колчак.
– Современные фильмы даже цветностью своей неуёмной могут шокировать.
– Актёры многие говорят: «Вот, поучаствовал в очередном цветном фильме о войне, ну, как книжка-раскраска получилось». Словно ребёнку дали цвета оформить. Мало того, что вообще с правдой у нас проблемы возникают большие, так теперь ещё и эти цветные весёлые картинки. Но ведь ясно же, почему они цветные, почему эти невообразимые цвета вообще появились. Это такие шаблонные психоформулы: воздействие на зрителя, стремление приковывать его внимание. Для этого и используют все эти сладкие ингредиенты. Запущена машина по деланию денег, по выдавливанию этого, как его? – рейтинга и всего остального. Ну, такая чепуха! И кинодеятелям этим остаётся надеяться только на то, что рано или поздно все сломаются, свыкнутся и будут полностью подчинены культивируемым ими законам.
Они должны верить, что наконец-таки человеческая природа изменится и все люди будут послушно, когда требуется, кайфовать, плакать, негодовать – полностью будут управляемыми с помощью их приёмчиков.
Да здравствуют зрители-зомби! Ужас…
– Интересно, религиозный ли вы человек? – У Станислава Ежи Леца есть очень классная фраза: «Верую ли я в Бога – об этом знает только Бог».
– Этим летом отдых у вас будет? – Да не будет, нет! Только позже. Пока ничего не предвидится из отдыха, потому что у меня получаются дела. Я только что отснялся в очередной серии «Улиц разбитых фонарей». Вот я отснялся, вот – сел в самолёт, вот – полетели во Владивосток. Во Владивостоке концерт сделал, сразу прилетели в Хабаровск. В Хабаровске концерт сделал – переехали в Иркутск. В Иркутске прожили день – приехали сюда на поезде, вот тут денёк один был, я заболел немножко. Меня разбила поясная какая-то боль. Сейчас вот я отпою концерт в Красноярске – сразу же на поезд. Отпою завтра в Новосибирске – и сразу же в самолёт. Прилетаю – и меня берут в «Улицы разбитых фонарей». Сразу! И я снимаюсь: один день у меня проходит на съёмках, третьего числа. И третьего же вечером я сажусь, уезжаю поездом в Москву. В Москве у меня встреча с оркестром. А шестого числа у меня запись на канале «Звезда». Седьмого я возвращаюсь, у меня опять запись… Восьмого числа – у меня концерт в Питере. Вот. И дальше опять идут «Менты».
– Когда же остановится этот бешеный волчок? – Не знаю. Правда. Да и как остановить?
– Второй жизни не будет. – Это действительно бред какой-то, с одной стороны. То есть я сам понимаю, что как-то надо тормознуться. Но пока не могу никому сказать «нет». Это уже всё расписано, там же масса людей задействована, они своё дело делают. И как их подведёшь?
– В Питере вы свой человек? – Да, в Питере – свой. Смею надеяться. И могу сказать, что сильно города наши отличаются. Вот в Москве, если кто-то как-то странно чихнул, сразу все бегут к нему и «вжжжик!» – резко снимают этого человека. В общем, возюкают его по всем, по всем, по всем местам. Всё из него выжимают, до предела. Выжали, бросили – всё! Забыли. А в Питере – нет. В Питере ты можешь хоть трижды чихнуть, хоть пятьсот раз чихнуть, все просто кивнут и скажут: «Ну, молодец». И как бы ты к этому постепенно привыкаешь, успокаиваешься. Ты понимаешь, что здесь другой характер города, другие системы ценностей. Успех, фурор – всё это временно, преходяще, а настоящее – это вот такой кивок – «молодец». Я думаю, что как раз в Питере я и стал своим.
– Что ж, маэстро, давайте автограф. Или афоризм. – Мне очень нравится фразочка одна озорная, я всё время нахожу новые оттенки в ней. Придумана она театральным художником Дмитрием Васильевым, мы с ним когда-то дружили. Так вот – «Ниже по течению уж который год с криком: «Свадьба! Свадьба!» тонет пароход».
Игорь РУДИК, главный редактор газеты «Конкурент».
http://www.konkurent-krsk.ru http://www.konkurent-krsk.ru/index.php?id=2187
И чтобы никакие внешние обстоятельства не помешали. 
Впервые об этом так подробно он рассказал. 
А сразу так и не скажешь! 
мне пока представить сложно. 
несочетаемо ни с паровозом, ни с дамой-генералом. 
Бедные женщины! 
Очень напоминает стиль одного ЖЖ, посвященного Евгению Дятлову! 
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума